Принадлежа к превосходящей части граждан 17-й республики, то есть не работая в системе управления государством, автор во времена процветания СССР даже не пытался воспринимать всерьез официальную идеологию и питал здоровое отвращение к партийному аппарату. Будучи материалистом, знал твердо, что не только его жизнь, но и жизнь его потомков пройдет в вольере великого социального эксперимента. Это — если повезет и не случится ядерной войны.
Зато среди весьма немногих из её граждан автор вечером 8 декабря 1991 года присутствовал у смертного одра СССР. Видел и прочитал выползший из факса документ с кривыми подписями трех партийных бонз. Будучи одним из сотрудников аппарата первого президента СССР Михаила Горбачева, должен был по регламенту сохранения государства немедля звонить по военным округам, включать тех, кому положено этим заниматься, в работу по пресечению попытки переворота. Но первый президент уже знал, повидимому, что будет последним, поэтому автор должен был принять к исполнению растерянную команду своего шефа, Георгия Шахназарова, — отставить регламент и ждать указаний его шефа. А затем принять к сведению, что шеф Кремля передает вопрос на рассмотрение верховных советов республик. А еще через несколько дней убедиться в том, что не только бонзам-раскольникам, и не только внезапному президенту, но уже и народным избранникам обрыдло собственное государство .
Так что автор из первых рук, можно сказать, осведомлен о том, что к 8 декабря 1991 года СССР был снизу доверху не только обстоятельно подготовлен к развалу, но не имел уже хотя бы остаточного государственного духа, чтобы противостоять ему. А если так — о чем жалеть, по чему ностальгировать? Без всяких там звездных войн и апокалиптических битв, одним лишь факсом, составленным анонимными умниками и подписанным нетрезвыми от страха функционерами средней руки, оказалось возможно распустить сверхдержаву. Значит, туда ей дорога.
Но у меня остались более важные вопросы. В чем-то и в ком-то обязательно ведь сохранились колоссальные труды и огромные жертвы, вынесенные не менее как миллиардом наших предков всех сословий, от первых Романовых до моего отца Николая Ивановича, уроженца донского хутора Громки и офицера Советской Армии, до моей мамы Серафимы Лазаревны, уроженки местечка Белыничи, блокадницы и медсестры полевого госпиталя Великой Отечественной войны. До твоего, читатель, отца-деда-прадеда, до твоей мамы-бабушки-прабабушки. Труды и жертвы такого нечеловеческого размаха, что одним только Господом и могли быть этому миллиарду вменены, не могут ни рассеяться, ни остаться втуне.
Для чего они были, труды и жертвы моего народа? В чем проявляются они сегодня? К чему приведут его завтра? Вот вопросы, которые относятся далеко не к одной лишь нынешней Российской Федерации. Они — ко всей Семнадцатой республике.