повесть
Милиционер свистнул в латунный свисток, и разом сгинули сальные косы, лохмотья, младенцы…
– Что вы сказали? – спросил Георгий Николаевич.
Милиционер, однако же, напыщенно молчал. Георгий Николаевич пожал плечами и нетвердо приблизился к помятой своей «шестерочке», измученной и жалкой настолько, что впору было бы ее пристрелить, и отпер дверь, и даже открыл, понимая при этом, что сесть за руль ему не суждено. Из-за плеча милиционер молвил, наконец:
– Документы пажалуста.
– А в чем дело, товарищ майор? – Ирина не разбиралась в чинах. Милиционер уязвленно ответил на это:
– Младший лейтенант пока. Ваши гражданка тоже, пажалуста, документы.
Георгий Николаевич протянул ему паспорта. Милиционер официально нахмурился, перелистывая хрусткие листочки:
– Прописка в порядке. Это хорошо. Вы в ресторане алкоголь употребляли, а теперь садитесь за руль транспортного средства. Это нехорошо.
– Нехорошо, – повторил Георгий Николаевич, уже не белый, а напротив, чересчур розовый и продолжающий пунцоветь.
– Куда едем? – строго смотрел на него милиционер.
Заплетающимся языком Георгий Николаевич ответил. Милиционер построжал еще более.
– Будете здесь ночевать, товарищи москвичи. Вон гостиница стоит. Вот ваши паспорта. А подавать сиганам не надо пажалуста. Это нехорошо.
– Нехорошо, – эхом повторил Георгий Николаевич. – Зайка, что-то мне нехорошо. Экстрасистолы…
Он опустился на асфальт прежде, чем милиционер с Ириной успели подхватить его. Мягко повалился набок и, с еще открытыми, но вбок уже глядящими глазами, сказал:
– Только я его не закапывал, Ирушка…