повесть

Милиционер свистнул в латунный свисток, и разом сги­нули сальные косы, лохмотья, мла­денцы…

– Что вы сказали? – спросил Георгий Николаевич.

Милиционер, однако же, напыщенно молчал. Георгий Николаевич пожал плечами и нетвердо приблизился к помятой своей «шестерочке», измученной и жалкой настолько, что впору было бы ее пристрелить, и отпер дверь, и даже открыл, понимая при этом, что сесть за руль ему не суждено. Из-за плеча милиционер молвил, наконец:

– Документы пажалуста.

– А в чем дело, товарищ майор? – Ирина не разбиралась в чинах. Милиционер уязвленно ответил на это:

– Младший лейтенант пока. Ваши гражданка тоже, пажалуста, документы.

Георгий Николаевич протянул ему паспорта. Милиционер официально нахмурился, перелистывая хрусткие листочки:

– Прописка в порядке. Это хорошо. Вы в ресторане алкоголь употребляли, а теперь садитесь за руль транспортного средства. Это нехорошо.

– Нехорошо, – повторил Георгий Николаевич, уже не белый, а напротив, чересчур розовый и продолжающий пунцоветь.

– Куда едем? – строго смотрел на него милиционер.

Заплетающимся языком Георгий Николаевич ответил. Милиционер построжал еще более.

 – Будете здесь ночевать, товарищи москвичи. Вон гостиница стоит. Вот ваши паспорта. А подавать сиганам не надо пажалуста. Это нехорошо.

– Нехорошо, – эхом повторил Георгий Ни­колаевич. – Зайка, что-то мне нехорошо. Экстрасистолы…

Он опустился на асфальт прежде, чем милиционер с Ириной успели подхватить его. Мягко повалился набок и, с еще открытыми, но вбок уже глядящими глазами, сказал:

– Только я его не закапывал, Ирушка…